Первое.Просыпаюсь снова по будильнику –
зверски трещит радио и башка.
Немного капает с потолка:
еще вчера крыша была целой,
но мы с Сэмми повздорили ночью слегка.
Натягиваю джинсы, бреюсь и что-то ем,
и снова подправляю границу мелом,
границу круга, где спит весь в белом
мой брат, то есть, в смысле, – брат мой пока.
Пока – никаких проблем.
Конец декабря, сочельник, елки.
В городке – названия не помню толком –
все уже знают: в заброшенный дом
не соваться, там злой мертвец.
Я не очень-то зол и не слишком умер,
я звоню, но слышу я только зуммер,
черт, сними же трубку, тут порой днем
связь бывает в один конец.
Пока – все в порядке, он ровно дышит,
есть время подняться на чердак и крышу
подлатать до следующего раза, пока
он не разозлится слегка.
Снова пора выбираться в город:
бинты на исходе, еда и порох,
и мел заканчивается, зараза,
стоило закупить побольше сразу.
Он больше не просит выпустить его наружу,
он просто смотрит – молча, но в самую душу,
и взглядом дерет не хуже напильника.
Иногда, бывает, и душит.
Говорит он все реже и все короче,
просто: выпусти. Или: ты помнишь, ночью,
той, когда в Хьюго бушевала адская гроза –
было холодно, а потом жарко очень,
помнишь, спрашивает и смотрит в глаза.
А я не хочу помнить и не хочу знать, что ему сказать.
Все обойдется – повторяю,
латая крышу, себя, кресла, стол, кровать,
выбрасываю лишние гильзы и сжигаю на заднем дворе
трупы двух бывших демонов на заре.
Все обойдется –
шепчу, когда он бьется
током, воздухом, огнем, взлетевшим диваном,
когда у меня в голове взрывается новое солнце,
я отхожу и плещу в круг святой водой со скотчем из стакана,
он шипит и ругается, имя мое на всех языках кляня,
потом стоит у самой границы круга,
кусает губы, молчит, а за окном мечется, воет, скулит, беснуется, бросается грудью на стекло вьюга.
Я читаю газету, я делаю вид что не помню, при чем тут Хьюго.
Я читаю газету, а он стоит и читает как газету меня.
Залудил пробоину новой заплаткой,
пятой по счету – пока все в порядке,
с медной кровлей все проще чем с черепицей,
та бы совсем поехала, а без крыши зимой - никуда не годится,
холод и так собачий, особенно по ночам.
На север в трех милях - Нью-что-то, подальше на западе Где-то-таун.
Я часто сижу тут с пивом, отсюда хороший вид,
озеро заледенело, ослепительно ярко блестит,
удобно следить за дорогой, и отдыхать немного,
но порой шумит
и малость шатает, когда он скучает внизу,
вспоминая отца, маму, Джессику, перекрестки и ту грозу.
Последняя чашка разбила окно еще неделю назад.
В стаканах – осадок кофе с остатком виски.
На завтрак он пьет кефир и внезапно отводит глаза,
а Боб Дилан из радио прекращает петь по-английски
и трещит вперемешку с гортанными "аяргаярг".
Я говорю приемнику: сам дурак,
а Сэм смеется.
Я говорю ему: все обойдется.
Мы уже объегорили гончих, мы справимся, да, ведь так?
Он швыряет пакет в окно,
пожимает плечами и говорит: отсюда мне все равно.
Все будет путем, повторяю я. Все в порядке,
доносит снаружи вьюга. Мне кажется, я принимаю схватки,
до Рождества осталось всего три дня.
Господи, если ты есть, ты большая сука,
но кем бы ты ни был,
Боже, клянусь, тебе это будет в прибыль,
если ты есть,
а должен – работают же эти слова, печати, облатки, святая вода и крест, -
спаси его и меня.
Второе.Все будет просто, как дважды два.
Слова, улыбки, короткие волосы
колют ладонь. Какие слова?
Не помнится как-то. Игры на гордости,
четыре штата, сто тридцать миль,
за спиной оставленный пахнущий
ладаном то ли костел, то ли... Пыль
в воздухе, душно. Запах опасности -
запах адреналина на коже.
Они все думают, только собаки
чувствуют страх чужой... быть может,
я тоже собака? Ты лезешь в драки,
как сотни других меняют джинсы.
Ты лезешь в драки, ломаешь копья.
Убить, доказать, не бояться напиться.
...на грязном крыльце рубашка мокнет.
Я знаю, как будет - не рухнет небо,
во всяком случае, не сейчас.
Я так устал от извечных "недо",
могу позволить себе на час
забыться, напиться, дурить и бросить.
Решение принял, курок взведен.
Не делай так, ну кто тебя просит!
Ты слишком много ставишь на кон.
Решение принято, хватит, слушай:
повысивший ставку теряет всё.
Решение... Всё. Отпусти. Задушишь.
А, впрочем... к вечеру унесет.
Назавтра вам обещали ливень.
Откуда знаю? Смотрел прогноз.
Смотрел. Прогноз. Нереально. Сильно.
Во сне, на нас и вперед на год.
Воздушный змей запускает лето.
Курок взведен, я слышал щелчок.
У нас есть три часа до рассвета.
И всё. И рыбка выплюнет свой крючок.
Я помню четко - я видел солнце,
оно слепило твои глаза.
Я видел псов, свору диких гончих,
я видел, как вернулся назад.
Ты ставишься на кон почти до края.
И я откажусь. Ты ставил себя,
и я это видел, теперь я знаю
как я дожил до Судного дня.
Я видел, как пламя сжирает сосны,
я видел пылающие города,
я видел в пыли белевшие кости,
я видел четко, где и когда.
Я видел Ад. Поверь, это... боже,
какая глупая ерунда...
Я видел, как смерть по твоей коже
ползет змеей. Как тянется вдаль
вой своры гончих - кому сказать бы,
как я теперь ненавижу собак.
Там я был смертью. А здесь... как бы...
плевать, что видел.
Будет не так.
Мне ставка твоя - костью в горле, ядом
вливаешь по капле. Смотри на меня!
Все будет в порядке. Всё-будет-в-порядке.
Все будет в порядке до Судного дня...
Здесь - мой перекресток, я заключаю сделку
не с демоном и не с тобой - с собой.
Ни клятв, ни проклятий, всё это слишком мелко.
Ни клятв, ни проклятий. Ты будешь живой.
Ты будешь, большего и не надо,
ты будешь - я уже все рассчитал
под шорох летнего листопада,
под шепот зимних озябших скал,
под треск поленьев в старом камине,
под шелест ветхих книжных страниц.
Кровавая жертва - она и поныне
лучшая ставка из всех. Сюрприз.
Выбор сделан, четыре года
ждать. Но решается здесь и сейчас.
В жертву - самого близкого. Подлость?
Отец сам умрет за любого из нас.
Я рад, что ты не узнаешь. Не надо.
Узнав, ты бы, верно, сошел с ума.
Я это читаю в шорохе листопада,
я это читал по твоим губам.
Как жертвенный агнец - глаза больные,
колотится сердце. Тяжелый крест.
Ты сам предложил. Теперь не остынет
вторая страховка - нить между двух сердец.
Твой якорь здесь - это два метра роста,
наивный взгляд и упрямый нрав.
Твой якорь знает, что будет непросто.
Еще он знает, что окажется прав.
Тяжелая же тебе выпала доля -
ходить с Антихристом за спиной...
Ах да, ты же еще не в курсе! Вскоре
узнаешь. Пока же поспи, герой.
Поспи, прекращай пытаться, хватит,
Проиграно - я накрапил тузы.
Твой проигрыш - начало продуманной партии,
в которой главная ставка - ты.
Ты завтра проснешься - моя дорога
расстелется под колесами... Будешь зол.
Так нужно, я просчитал. Строго
четыре года - отсчет пошел.
Передохни, герой, перед бурей,
повеселись, герой, перед тем,
как станешь меня спасать, хмурый
вечный "решатель" моих проблем.
Пройдешь через смерть, через Ад - придется,
я все просчитал и отмел сомнения.
Тогда - шах и мат, тогда ты вернешься.
Всё прочее не имеет значения.
зверски трещит радио и башка.
Немного капает с потолка:
еще вчера крыша была целой,
но мы с Сэмми повздорили ночью слегка.
Натягиваю джинсы, бреюсь и что-то ем,
и снова подправляю границу мелом,
границу круга, где спит весь в белом
мой брат, то есть, в смысле, – брат мой пока.
Пока – никаких проблем.
Конец декабря, сочельник, елки.
В городке – названия не помню толком –
все уже знают: в заброшенный дом
не соваться, там злой мертвец.
Я не очень-то зол и не слишком умер,
я звоню, но слышу я только зуммер,
черт, сними же трубку, тут порой днем
связь бывает в один конец.
Пока – все в порядке, он ровно дышит,
есть время подняться на чердак и крышу
подлатать до следующего раза, пока
он не разозлится слегка.
Снова пора выбираться в город:
бинты на исходе, еда и порох,
и мел заканчивается, зараза,
стоило закупить побольше сразу.
Он больше не просит выпустить его наружу,
он просто смотрит – молча, но в самую душу,
и взглядом дерет не хуже напильника.
Иногда, бывает, и душит.
Говорит он все реже и все короче,
просто: выпусти. Или: ты помнишь, ночью,
той, когда в Хьюго бушевала адская гроза –
было холодно, а потом жарко очень,
помнишь, спрашивает и смотрит в глаза.
А я не хочу помнить и не хочу знать, что ему сказать.
Все обойдется – повторяю,
латая крышу, себя, кресла, стол, кровать,
выбрасываю лишние гильзы и сжигаю на заднем дворе
трупы двух бывших демонов на заре.
Все обойдется –
шепчу, когда он бьется
током, воздухом, огнем, взлетевшим диваном,
когда у меня в голове взрывается новое солнце,
я отхожу и плещу в круг святой водой со скотчем из стакана,
он шипит и ругается, имя мое на всех языках кляня,
потом стоит у самой границы круга,
кусает губы, молчит, а за окном мечется, воет, скулит, беснуется, бросается грудью на стекло вьюга.
Я читаю газету, я делаю вид что не помню, при чем тут Хьюго.
Я читаю газету, а он стоит и читает как газету меня.
Залудил пробоину новой заплаткой,
пятой по счету – пока все в порядке,
с медной кровлей все проще чем с черепицей,
та бы совсем поехала, а без крыши зимой - никуда не годится,
холод и так собачий, особенно по ночам.
На север в трех милях - Нью-что-то, подальше на западе Где-то-таун.
Я часто сижу тут с пивом, отсюда хороший вид,
озеро заледенело, ослепительно ярко блестит,
удобно следить за дорогой, и отдыхать немного,
но порой шумит
и малость шатает, когда он скучает внизу,
вспоминая отца, маму, Джессику, перекрестки и ту грозу.
Последняя чашка разбила окно еще неделю назад.
В стаканах – осадок кофе с остатком виски.
На завтрак он пьет кефир и внезапно отводит глаза,
а Боб Дилан из радио прекращает петь по-английски
и трещит вперемешку с гортанными "аяргаярг".
Я говорю приемнику: сам дурак,
а Сэм смеется.
Я говорю ему: все обойдется.
Мы уже объегорили гончих, мы справимся, да, ведь так?
Он швыряет пакет в окно,
пожимает плечами и говорит: отсюда мне все равно.
Все будет путем, повторяю я. Все в порядке,
доносит снаружи вьюга. Мне кажется, я принимаю схватки,
до Рождества осталось всего три дня.
Господи, если ты есть, ты большая сука,
но кем бы ты ни был,
Боже, клянусь, тебе это будет в прибыль,
если ты есть,
а должен – работают же эти слова, печати, облатки, святая вода и крест, -
спаси его и меня.
Второе.Все будет просто, как дважды два.
Слова, улыбки, короткие волосы
колют ладонь. Какие слова?
Не помнится как-то. Игры на гордости,
четыре штата, сто тридцать миль,
за спиной оставленный пахнущий
ладаном то ли костел, то ли... Пыль
в воздухе, душно. Запах опасности -
запах адреналина на коже.
Они все думают, только собаки
чувствуют страх чужой... быть может,
я тоже собака? Ты лезешь в драки,
как сотни других меняют джинсы.
Ты лезешь в драки, ломаешь копья.
Убить, доказать, не бояться напиться.
...на грязном крыльце рубашка мокнет.
Я знаю, как будет - не рухнет небо,
во всяком случае, не сейчас.
Я так устал от извечных "недо",
могу позволить себе на час
забыться, напиться, дурить и бросить.
Решение принял, курок взведен.
Не делай так, ну кто тебя просит!
Ты слишком много ставишь на кон.
Решение принято, хватит, слушай:
повысивший ставку теряет всё.
Решение... Всё. Отпусти. Задушишь.
А, впрочем... к вечеру унесет.
Назавтра вам обещали ливень.
Откуда знаю? Смотрел прогноз.
Смотрел. Прогноз. Нереально. Сильно.
Во сне, на нас и вперед на год.
Воздушный змей запускает лето.
Курок взведен, я слышал щелчок.
У нас есть три часа до рассвета.
И всё. И рыбка выплюнет свой крючок.
Я помню четко - я видел солнце,
оно слепило твои глаза.
Я видел псов, свору диких гончих,
я видел, как вернулся назад.
Ты ставишься на кон почти до края.
И я откажусь. Ты ставил себя,
и я это видел, теперь я знаю
как я дожил до Судного дня.
Я видел, как пламя сжирает сосны,
я видел пылающие города,
я видел в пыли белевшие кости,
я видел четко, где и когда.
Я видел Ад. Поверь, это... боже,
какая глупая ерунда...
Я видел, как смерть по твоей коже
ползет змеей. Как тянется вдаль
вой своры гончих - кому сказать бы,
как я теперь ненавижу собак.
Там я был смертью. А здесь... как бы...
плевать, что видел.
Будет не так.
Мне ставка твоя - костью в горле, ядом
вливаешь по капле. Смотри на меня!
Все будет в порядке. Всё-будет-в-порядке.
Все будет в порядке до Судного дня...
Здесь - мой перекресток, я заключаю сделку
не с демоном и не с тобой - с собой.
Ни клятв, ни проклятий, всё это слишком мелко.
Ни клятв, ни проклятий. Ты будешь живой.
Ты будешь, большего и не надо,
ты будешь - я уже все рассчитал
под шорох летнего листопада,
под шепот зимних озябших скал,
под треск поленьев в старом камине,
под шелест ветхих книжных страниц.
Кровавая жертва - она и поныне
лучшая ставка из всех. Сюрприз.
Выбор сделан, четыре года
ждать. Но решается здесь и сейчас.
В жертву - самого близкого. Подлость?
Отец сам умрет за любого из нас.
Я рад, что ты не узнаешь. Не надо.
Узнав, ты бы, верно, сошел с ума.
Я это читаю в шорохе листопада,
я это читал по твоим губам.
Как жертвенный агнец - глаза больные,
колотится сердце. Тяжелый крест.
Ты сам предложил. Теперь не остынет
вторая страховка - нить между двух сердец.
Твой якорь здесь - это два метра роста,
наивный взгляд и упрямый нрав.
Твой якорь знает, что будет непросто.
Еще он знает, что окажется прав.
Тяжелая же тебе выпала доля -
ходить с Антихристом за спиной...
Ах да, ты же еще не в курсе! Вскоре
узнаешь. Пока же поспи, герой.
Поспи, прекращай пытаться, хватит,
Проиграно - я накрапил тузы.
Твой проигрыш - начало продуманной партии,
в которой главная ставка - ты.
Ты завтра проснешься - моя дорога
расстелется под колесами... Будешь зол.
Так нужно, я просчитал. Строго
четыре года - отсчет пошел.
Передохни, герой, перед бурей,
повеселись, герой, перед тем,
как станешь меня спасать, хмурый
вечный "решатель" моих проблем.
Пройдешь через смерть, через Ад - придется,
я все просчитал и отмел сомнения.
Тогда - шах и мат, тогда ты вернешься.
Всё прочее не имеет значения.
Я не знаю авторов, но я ими уже восхищаюсь. Я бы хотела уметь так писать.